О`Санчес - Ремесло государя
Токугари повел голову чуть влево и тут же к уху посунулся старый канцлер, Бенгироми Лаудорбенгель:
– Да, Ваше Величество.
– Что Хогги, доехал уже, нет? Я знаю, что он не из тех, кого нужно подгонять, но меня гложет… сроки ведь…
– Только что сообщили почтовым птером: на месте.
– Хвала богам. Мы должны делать, Бенги, все немногое, что можем, и тогда уже спокойно созерцать, как мир валится демонам в пасть.
– Обойдется, Ваше Величество.
– Уверен?
– Виноват, Ваше Величество!
– Коронацию чтобы четко и быстро провели, с самого что ни на есть утра, дабы у нас деловой день был весь впереди.
– Слушаюсь, Ваше Величество.
– Найти мне княгиню Денарди… А… не надобно искать, вон она… вон, слева от паланкина государыни. Сразу после церемонии скажем людям Когги, чтобы тихо, быстро и тайно доставили ее в батюш… ко мне в кабинет. Там на некоторое время будет мое основное рабочее место.
– Слушаюсь, Ваше Величество.
– Сам будь под дверью, никого не пускай. Кликну – зайдешь один.
– Понял, Ваше Величество.
– Начинай, не мешкай. Святейший вот-вот уже отталдычит последние молитвы. Я от них аж взмок-изнемог. Давай, давай, Бенги, не спи на ходу!
Токугари медленно, расчетливыми глоточками, пил простейший отвар, на ящерных костях, без травок, со скромным намеком на вкус – только чтобы горячее согревало, не расслабляя. В дверь тихо поскреблись, и новым, обостренным чутьем повелителя он все понял правильно: беспокоит его канцлер, сообщает, что доставили княгиню Денарди. Вообще говоря – зачем ее привели, зачем ему это надо? На плаху – и забыть. Н-е-ет, увы: одно дело в мечтах примеряться в императорскому венцу – совсем другое держать эту немыслимую тяжесть, не вихляя позвоночником. Он еще научится ровному деловому бессердечию – а пока потерпит по, старой памяти, прихлынувшие чувства и страсти.
– Ваше Императорское Величество.
– Здравствуй, Дени. Строго говоря, до завтрашней коронации я все еще принц-престолонаследник и не заслуживаю столь низкого поклона для столь пышного титула. Как дела, как здоровье?
– Ваше Величество изволите шутить над своей нижайшей подданной. Я сама сегодня, в толпе придворных, кричала, насколько мне это позволяют мои слабые легкие: «Да здравствует Император Токугари Третий! И была счастлива лицезреть на троне того, кто…»
– Кто – что? И я, кажется, спросил насчет здоровья.
– Того, кто некоторое время был со мною милостив… и нежен. Здоровье же мое – как видите, государь – оставляет желать лучшего: морщинки, ужасный цвет лица, согбенные плечи. Подруги торжествуют за моею спиной, мужчины отворачиваются с равнодушным презрением…
Княгиня выглядела превосходно и хорошо это знала: пухлые губы цвета спелой вишни, изумрудные глаза, тонкий, может быть, самую чуточку длинноватый нос, темно-русые волосы под парадной коронкой вдовствующей княгини, прямой стан, высокая грудь, а там, ниже, в просторных недрах черного шелкового платья…
– Нет!
– Что – нет, Ваше Величество?.. Гари!
Последнее слово прозвучало так ласково, и так звучно… золотым колокольчиком… Вот ведь… ведьма…
– Короче говоря: твой заговор раскрыт, твой болван-гвардеец… как его… – Токугари пощелкал пальцами… Ломнери Флан… Да – раскаялся, все рассказал и уже наказан. Его нет, умер.
– Ва… Ва-а…ше Величество, надеюсь, шутит?
– Да нет же! Говорю тебе: раскрыто все, включая наименование отравы, которую ты для меня готовила. «Три брата».
Услышав название древнего тайного яда, княгиня Денарди едва не грянулась в обморок: да, знает, не хитрит. Но сознания не утратила и даже не побледнела. Она все еще надеялась на самые надежные чары в мире, на свою красоту.
– Ваше Величество слишком строги, обзывая простое приворотное зел…
– Дура. Казнят и за приворотное. Здесь же все проверено до последней часточки. Если не вмешиваться в закон – плахою не обойдешься. Любви теперь меж нами нет, а ревность за страсть не считается; да если бы и была любовь – судьба трона и династии неизмеримо важнее. Молчи. Выбор прост: либо умрешь немедленно и сама, либо… Хочешь, я прямо сейчас тебя зарублю, своею рукою, помогу, во имя былых страстей, если тебе препятствует природная женская трусость… В самом-то деле – не на кол же тебя сажать?
Токугари смотрел во все глаза, напрягая прямое и тайное зрение, бдительно, приведя в полную готовность ауру кабинета и личные обереги, ибо когда зверь загнан и отступать ему некуда… Нет, ну просто богиней держится эта женщина: голова поднята, на вишневых губах усмешка, руки не дрожат. Горда, смела… недаром она так ему нравилась. Эх…
– Отчего же не на кол, мой дорогой государь? Любое наказание из жарких рук Вашего Величества должно быть сладостно подданным Его.
– Кол – это такая грубая штука, Дени, что даже будучи хорошо смазанным, даже дворцовый, даже тебе – покажется не в сладость. Сразу оробеешь. Выбери иное.
– Женская робость? Мужчины гораздо большие трусы, милый Гари, включая и… Я приговорена?
– Да.
– И надежды никакой?
– Увы.
– Позволь тогда, я, в последние мгновения бытия, не буду утомлять свой язык дурацкими титулами. Умерь десницу свою и меч свой, ибо меня тошнит от самой мысли, что поломойки будут дрязгаться посреди кабинета в моей крови, скользить на сгустках, морщить свои плебейские носы от кислого запаха моей крови, моей мочи и прочих выделений… – В длинных тонких пальцах княгини возникла вдруг золотая скорлупка с крышечкой. – Запить этот порошочек я могу?
– Да. Надо же, у тебя и простая отрава с собой? Ты предусмотрительна. А все-таки магией от нее за долгий шаг несет! Мощное зелье, должно быть.
– Главное – быстрое.
– И вот ведь – не поленилась захватить, на встречу с государем.
– Ибо понимаю, куда иду. – В разрез с отважными словами, голос княгини предательски задрожал, прекрасные глаза ее роняли слезы, одну за другой, щеки, наконец, утратили свежесть и побелели. – В этой вонючей нафьей норе даже на похоронах никогда нельзя терять ни осторожности, ни…
– Ты сейчас договоришься и до большего, чем решено: отпрысков хоть пожалей.
– А они-то при чем??? Ты… кровожадное…
– Просто не люблю поношений в свой адрес. Что – кровожадное?
Пеля в углу кабинета неуверенно захихикал: происходящее очень ему нравилось, но мрачная аура нового повелителя не позволяла ему понять – можно ли шутовствовать, как и встарь, или чаша терпения хозяина доверху заполнена?
– Воды.
– Так – что кровожадное?
– Ты первый меня бросил.
– Итак?
– Воды! Никто не крово… Я одна во всем виновата! Воды, Гари!!! Я не хочу больше жить, не хочу дышать одним с тоб… прости… Сжалься, дай мне умереть.